Заниматься наукой и любить преподавание

Недавняя Летняя школа Лаборатории экономико-социологических исследований Высшей школы экономики была посвящена в основном обсуждению внутренних проблем лаборатории и кафедры экономической социологии. О том, что полезного и интересного было на Школе для человека "внешнего", нам рассказал доцент кафедры социологии Санкт-Петербургского филиала ГУ-ВШЭ Михаил Соколов.

— Михаил, эта Школа отличалась от других, на которых вы были?

— Да. Пожалуй, она была чем-то средним между привычной летней школой, расширенным заседанием кафедры и корпоративным тренингом.

— На Школе было что-то интересное для вас?

— Видите ли, я занимаюсь социологией науки. Поэтому я присутствую на любом академическом мероприятии в двух качествах — в качестве участника и в качестве наблюдателя. Это очень удобная позиция: то, что для участника пустая трата времени, для наблюдателя — подарок судьбы. В данном случае, однако, и участник, и наблюдатель могли быть довольны. Это была редкая возможность наблюдать изнутри одну из самых мощных групп в современной российской социологии.

— Значительная часть времени была посвящена обсуждению внутренних проблем кафедры экономической социологии ГУ-ВШЭ. Удалось ли вам почерпнуть из этих обсуждений что-то полезное для себя как для преподавателя?

— Внутренние проблемы этой кафедры в значительной степени те же, что и у множества других кафедр социологии — в том числе, всех, на которых я когда-либо работал. Например, первый день был посвящен решению вечных вопросов профессиональной идентичности социолога — как нам доказать студентам (и самим себе), что им действительно нужно все, что мы им рассказываем? И как нам вести себя с теми, кому доказать это не удастся?

Или — в один из следующих дней обсуждалось, как можно составить более или менее последовательное и цельное расписание преподавания такой фрагментарной дисциплины, как социология. Вполне ожидаемо, ни один из вопросов не получил окончательного решения, но противоположные позиции в этой дискуссии в итоге оказались обозначены четче, чем они были обозначены раньше.

— Почему вы начали преподавать?

— Честно говоря, по одной-единственной причине. В академическом мире вы можете получать деньги или как исследователь, или как администратор, или как преподаватель. Административных способностей я лишен напрочь. Исследовательских денег по иностранным грантам, которых раньше хватало на жизнь, стало гораздо меньше — и в абсолютном, и, особенно, в относительном исчислении. Остается преподавание. Так что в моем случае преподавание изначально было скорее необходимостью, чем желанием.

— С какими проблемами в преподавании вы сталкиваетесь?

— Примерно с теми же, что и коллеги из ЛЭСИ. Большая часть студентов бакалавриата поступила на социологию потому, что там конкурс ниже, чем на психологии и экономике, и математику можно не сдавать. Около 80% приходят с твердым намерением ничего не узнать о социологии, из оставшихся — 15% хотят узнать только то, что можно применить в маркетинге.

— Но, возможно, задача преподавателя здесь — заинтересовать в предмете…

Конечно, изначальное отсутствие мотивации у абитуриентов — это еще не окончательный диагноз. Студенты могут втянуться уже в процессе обучения, увидев что-то, о чем они не догадывались, пока были школьниками. Но нынешние студенты, которые вообще настроены что-то узнавать, интересуются в первую очередь тем, что может помочь при поиске работы.

Они не думают о профессии как о средстве самореализации, источнике смысла жизни или еще чем-то подобном — не потому, что их не интересуют самореализация и смысл жизни, а потому, что они уже решили, что все это надо искать в каком-то другом месте. А ситуация на рынке социологического труда — во всяком случае, в Петербурге — оставляет желать лучшего. Перепроизводство людей с социологическими дипломами в недавнем прошлом дает себя знать, особенно во времена кризиса и демографического провала, которые одновременно сократили поступления в вузы, маркетинговые заказы и грантовые деньги.

Я бы сказал, что именно это — самый серьезный источник проблем в преподавании — тотальный (и, к несчастью, имеющий под собой основательный экономический базис) недостаток интереса к предмету.

— После всего, что вы сказали, трудно находить светлые стороны, и все же, что вам нравится в преподавании?

— Преподавание помогает систематизировать знания — когда читаешь что-то для себя, выхватываешь отдельные интересные тексты, но когда готовишь курс, волей-неволей создаешь более полную картину. Поэтому я стараюсь никогда не читать один и тот же курс больше двух раз — на третий или заменяю его на другой, или переделываю полностью.

Собственно научный интерес также может быть удовлетворен в аудитории — социология исследует социальные взаимодействия, а то, что происходит в классной комнате — это, разумеется, пример такового.

— Появились ли после Школы какие-то идеи, как изменить (улучшить, разнообразить) ведение лекций и семинаров?

— Возникла не столько конкретная идея, как это делать, сколько ощущение, что это стоит попробовать сделать. Оглядываясь на то, что я только что сказал, я понимаю, что изложил ортодоксальную исследовательско-фундаменталистскую позицию. Даже, пожалуй, несколько утрированную: ученые должны думать только о науке; студенты представляют интерес лишь постольку, поскольку из них можно вырастить себе подобных или поставить на них интересные опыты; если им не нравится то, чему и как мы их учим, им же хуже, и так далее.

Встреча же с коллегами из ЛЭСИ была напоминанием о том, что настоящим ученым может быть присуща любовь к преподаванию как процессу, и нет ничего постыдного в том, чтобы учиться преподавать лучше.

Беседовала Елена Новикова, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ